Каменная чаша

Кто жил в чащобных Жигулях тогда?
Верней всего, горячие булгары.
Их стрел свистенье,
Топоров удары
Заполнила широкая вода.

Да, шумный тот народ,
Всего верней…
Ремесел знатоки и звероловы.
Протяжные напевы дальних дней,
Должно быть, помнит Волга
Слово в слово.

Итак – булгары.
И один из них
Прославился особо метким глазом.
Медведей, рысей и зверей иных
Из лука доставал он
Раз за разом.

И только был неуловим Олень,
И он решил охотника покоя.
Едва, бывало, засереет день
Над хвойными кряжами и рекою,
А юноша в пути,
Ему туман,
Овраги и болота –
Не преграда.
Набив до хруста стрелами колчан,
И тетива натянута как надо.
И видит все неутомимый глаз,
Сквозь спутанные ветки проникая.
Но нет Оленя
И на этот раз…

А взор его каков,
А стать какая!

Сиянье,
По рассказам стариков,
И ночью излучает шерсть оленья,
А на концах раскидистых рогов
Сверкают драгоценные каменья.

Но нет как нет Оленя.
В берега
Толкается вода светло и сонно.
Чу!
В чаще чьи-то светятся рога!..
Нет, не рога –
Всего лишь ветви клена…

И все-таки однажды
На скале
Охотник юный выследил Оленя:
В рассветной холодящей полумгле
Он высился
всего одно мгновенье.

Но сильная не дрогнула рука,
И, раненый на месте том открытом,
Олень-красавец
Взвился в облака,
О камень грянув
Золотым копытом.

И тут же из оленьего следа –
Такая в золотом копыте сила! –
Чистейшая студеная вода,
С дымком небес смешавшись,
Засквозила.

И дабы в сердце успокоить пыл,
Разгоряченный длительной погоней,
Охотник эту воду
Пил и пил,
Не выпуская из ковша ладоней.

Дрожали капли в редкой бороде,
Как росы
Средь диковинных растений;
И вдруг увидел юноша в воде
Обрывки смутных
Сказочных видений:

Как будто бы его со всех сторон,
Таившиеся прежде –
Кто в пещере,
А кто в норе, -
Под черный крик ворон
Насупленные обступили звери.

И будто человечьим языком
Седой медведь,
На задних лапах стоя,
Ему сказал:
- С убийством ты знаком…
Так знай:
Сей след наполнен
Добротою!
Так знай:
Вода студеная сия,

В душе рождая доброту и силу,
Отныне для людей и для зверья
Из камня обомшелого забила!
И понял наш охотник:
Неспроста
Его в тревоге обступили звери,
Что эта влага
Для того чиста,
Чтоб сеять в сердце
Чистый свет доверья.

Проникнуться доверьем ко всему:
К траве,
Деревьям,
К птице поднебесной –
И знать,
Что в сладком солнечном дыму
Зверью и людям
На земле не тесно!

Так думал он.
Но вот скользнула тень
На травы,
И роса упала с веток.
И показалось:
За горой Олень
Ему блеснул копытом напоследок…

Открытый взору с четырех сторон,
Окутанный дымком голубоватым,
Родник студеный
К полдню вознесен.
Бывали вы,
Не раз бывал и я там.

Высокая, как небо, тишина.
По склонам –
Лишь сверканье сосен медных.
И песня Чаши чуть приглушена
Разгоном трав –
Могучих, заповедных.

Привольно человеку и зверью!
Я хрустнувшие стебли приминаю
И воду удивительную пью,
И всю легенду
Вновь припоминаю…